Неточные совпадения
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна
за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости
выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих,
за стеклянною дверью
газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
― Я думаю, что
выслать его
за границу всё равно, что наказать щуку, пустив ее в воду, ― сказал Левин. Уже потом он вспомнил, что эта, как будто выдаваемая им
за свою, мысль, услышанная им от знакомого, была из басни Крылова и что знакомый повторил эту мысль из фельетона
газеты.
Но когда прошло известное время, и он ничего не устроил, ничего не показал, и когда, по закону борьбы
за существование, точно такие же, как и он, научившиеся писать и понимать бумаги, представительные и беспринципные чиновники вытеснили его, и он должен был
выйти в отставку, то всем стало ясно, что он был не только не особенно умный и не глубокомысленный человек, но очень ограниченный и мало образованный, хотя и очень самоуверенный человек, который едва-едва поднимался в своих взглядах до уровня передовых статей самых пошлых консервативных
газет.
— Муж найдется, мама. В
газетах напечатаем, что вот, мол, столько-то есть приданого, а к нему прилагается очень хорошая невеста…
За офицера
выйду!
Уже
выйдя из университета и приготовляясь на свои две тысячи съездить
за границу, Иван Федорович вдруг напечатал в одной из больших
газет одну странную статью, обратившую на себя внимание даже и неспециалистов, и, главное, по предмету, по-видимому, вовсе ему незнакомому, потому что кончил он курс естественником.
С восьмидесятых годов, когда в Москве начали
выходить газеты и запестрели объявлениями колокольных заводов, Сухаревка перестала пускать небылицы, которые в те времена служили рекламой. А колоколозаводчик неукоснительно появлялся на Сухаревке и скупал «серебряный звон».
За ним очень ухаживали старьевщики, так как он был не из типов, искавших «на грош пятаков».
Проси Дмитрия Ивановича, чтоб он подписался на «Морской сборник» и «Illustration» и велел
выслать их Николаю Яковлевечу [Балакшину]. Я не хочу более получать «Journal de S.-Petersbourg», [«Иллюстрация» — франц. издание; «Петербургская
газета».] которым пользовался нынешний год. Все то же, что в «Московских ведомостях», — и иногда даже позже. Стоит то же, что «Illustration», а там я надеюсь найти и портреты и местности, любопытные в нашем далеке. Деньги
за эти издания он вычтет из генварской присылки.
И вот книги лежат уже девять месяцев на этажерке, и Гайнан забывает сметать с них пыль,
газеты с неразорванными бандеролями валяются под письменным столом, журнал больше не
высылают за невзнос очередной полугодовой платы, а сам подпоручик Ромашов пьет много водки в собрании, имеет длинную, грязную и скучную связь с полковой дамой, с которой вместе обманывает ее чахоточного и ревнивого мужа, играет в штосс и все чаще и чаще тяготится и службой, и товарищами, и собственной жизнью.
Вскоре в столовую через буфет
вышел Николаев. Он был бледен, веки его глаз потемнели, левая щека все время судорожно дергалась, а над ней ниже виска синело большое пухлое пятно. Ромашов ярко и мучительно вспомнил вчерашнюю драку и, весь сгорбившись, сморщив лицо, чувствуя себя расплюснутым невыносимой тяжестью этих позорных воспоминаний, спрятался
за газету и даже плотно зажмурил глаза.
Поздно ночью, тайно, являлся к ним пьяный В.Н. Бестужев, посылал
за водкой, хлебом и огурцами, бил их смертным боем — и
газета выходила. Подшибалы чувствовали себя как дома в холодной, нетопленой типографии, и так как все были разуты и раздеты — босые и голые, то в осенние дожди уже не показывались на улицу.
Война была в разгаре. На фронт требовались все новые и новые силы, было вывешено объявление о новом наборе и принятии в Думе добровольцев. Об этом Фофанов прочел в
газете, и это было темой разговора
за завтраком, который мы кончили в два часа, и я оттуда отправился прямо в театр, где была объявлена считка новой пьесы для бенефиса Большакова. Это была суббота 16 июля. Только что
вышел, встречаю Инсарского в очень веселом настроении: подвыпил у кого-то у знакомых и торопился на считку.
Сегодня получил
газеты за прошлую неделю. Читать не стал, но потянуло все-таки посмотреть отдел театров. «Аида» шла на прошлой неделе. Значит, она
выходила на возвышение и пела: «…Мой милый друг, приди ко мне…»
И Франция упала
за тобой
К ногам убийц бездушных и ничтожных.
Никто не смел возвысить голос свой;
Из мрака мыслей гибельных и ложных
Никто не
вышел с твердою душой, —
Меж тем как втайне взор Наполеона
Уж зрел ступени будущего трона…
Я в этом тоне мог бы продолжать,
Но истина — не в моде, а писать
О том, что было двести раз в
газетах,
Смешно, тем боле об таких предметах.
Газеты и тогда уже входили в жизнь венца как ежедневная пища,
выходя по несколько раз в день. Кофейни в известные часы набиты были газетной публикой. Но и в прессе вы не находили блеска парижских хроникеров, художественной беллетристики местного происхождения, ничего такого, что
выходило бы
за пределы Австрийской империи с ее вседневной политиканской возней разных народностей, плохо склеенных под скипетром Габсбургов.
У обеих сторон разгорелось чисто спортивное чувство: кто — кого? Напечатали о состязании в «Проснувшемся витязе». Но
газета выходила редко, три раза в месяц. Перенесли хронику борьбы в стенную газету-ильичовку. И весь завод с интересом следил
за этой бешеной работою в карьер, превращенной обеими сторонами в завлекательную игру. С нетерпением ждали сводки
за две недели.
Аристархов и Фанни Викторовна по интриге «левой руки» директора «Зала общедоступных увеселений», так звали
за кулисами дебелую певицу, имевшую сильное влияние на директора, потеряли место, а
газета, где работал Свирский, прекратила свое существование, впредь до возобновления, когда она
выйдет улучшенной и более соответствующей идее издателя, как сказано было в успокаивающем обобранных подписчиков объявлении.
Но тот только махнул рукой и, промямлив что-то себе под нос, встал из-за стола, подошел к матери, наскоро чмокнул её руку, тоже самое проделал с рукой отца и поспешно
вышел из комнаты, сказав с порога, что он опоздает в училище и должен спешить поэтому. Тут только хозяин дома оторвался от своей
газеты.